Ольга Алексеевна Лаптева. Магия
журналистского слова // Журнал «Журналистика и культура русской речи». 2003
год. № 1.
МАГИЯ ЖУРНАЛИСТСКОГО
СЛОВА.
Очерки.
О, я хочу безумно жить:
Всё сущее – увековечить,
Безличное – вочеловечить,
Несбывшееся – воплотить!
Александр Блок.
Вот уже лет двадцать кряду я
каждодневно, неусыпно и неукоснительно внемлю Ему и Ей. Они неразлучны, и, как
всегда бывает это, определяют облик друг друга. Он – это журналист. Она –
русская речь. Она, конечно, прекрасно себя чувствовала бы и без него, как это и
было до его появления. Но не прожила бы без буквы – литеры – литературы. Без
автора – писателя, литератора никто
не заботился бы ни о её образовании, ни о её красоте. Её природное очарование
само по себе не смогло бы вывести её на всенародную дорогу литературности. Тысяча лет потребовалась для такой шлифовки. Всё
это время она преумножала и приумножала своё богатство и теперь раскидывает его
перед пишущим и говорящим: посмотри, как сверкают краски, какой выбор
возможностей – на все вкусы, на любую надобность, на все случаи жизни. Бери что
хочешь, но – не ошибись. Меня надо понимать, любить и беречь, в нечутких руках
я поблекну, испорчусь, завяну.
Значит, он – это писатель? Но кто
сказал, что журналист не писатель? Разница не абсолютна, сила воздействия их
творений велика. Они разделены, конечно, своим основным устремлением. Одному
нужно мгновенно, сразу запечатлеть средствами языка последнее событие,
ощущение, мысль. Другому – не зная спешки, оттачивать эти средства, чтобы
воплотить вымысел, образ, эфемерность, реальность которых лишь в их
узнаваемости. Этот другой – художник слова. А что же выпадает на долю первого?
Он простой поденщик? Но разве людям интересно, пропуская через себя его речевое
творение, встретиться с неинтересным человеком, с беспомощной, бедной, бледной,
неточной и некрасивой речью? Конечно, строгим жанрам, имеющим готовую
официальную болванку и призванным выполнять сугубо практическую информативную
функцию, не до красоты. Они на службе. Но нестрогие жанры, которые и определяют
лицо издания, обязаны показывать своего творца – умного, справедливого,
чуткого, остро чувствующего гармонию и соразмерность. И для этого единственный
способ – языковые средства. Только так можно воплотить функцию воздействия. Вот
здесь и сошлись журналист и писатель. Оба проявляют свою личность в речи, и это
элемент её культуры. Усреднённая, стандартная, неиндивидуальная речь не может
быть эстетически выразительной. А её нормативность лишь продолжает её
личностные качества. Речь призвана доставлять удовольствие своему адресату.
Слово! Ты вправе ластиться
К ласковым краскам Веласкеса.
Или идти обратно
К таинству света и тени Рембрандта.
Иль, отрешась от суждения строгого,
Ясностью жить откровенья Ван-Гогова.
Иль отдаваться в тиши
Линиям лёгким души Ци-Бай-Ши.
Слово! Значение своё не
заглуши!
Алексей Михайлович Лаптев [1].
Журналист пишет не на века, как
писатель. Его пульс бьётся вместе со временем. Он в гуще жизни – и значит, в
горниле живой, сегодняшней, массовой речи. Она стихийна, капризна и своенравна,
как красивая женщина. Она и становится речью журналиста, однако не в своём
первозданном виде. Не преобразовывать и не организовывать её он не может. Он
создатель, творец, а речь – орудие его производства. Как всякий мастер, он
подгоняет, подлаживает инструмент под себя – в соответствии со своими вкусами и
пристрастиями.
Вот тут-то и возникает это
парадоксальное взаимодействие: речь как инструмент журналистского творчества
берётся автором из жизни, а возвращается им в жизнь уже со следами её
обработки. Процесс взаимный: жизнь даёт журналисту слово, журналист возвращает
его в жизнь. Тем самым оно получает силу
обратного воздействия на живую речь. Ведь общество у нас и читающее, и
слушающее, и смотрящее. Именно в этой точке и сосредотачивается ответственность журналиста: он обретает
магическую силу влиять на живую речь. Вот почему лингвисту столь интересна речь
газеты, радио, телевидения. Состояние живой речи в момент творения определяет
выбор журналиста в поиске языкового средства, а выбор журналиста, в свою
очередь, может повлиять (и влияет) на объективные процессы, совершающиеся в
живой речи. Внутренние процессы языкового развития, творец которых – сам язык,
дополняются действием культурных и социальных факторов общественной жизни, в
формировании которых журналист очень влиятелен. Пользуясь возможностями
избирательности языкового средства, он влияет на степень массовости
употребления того или иного явления языка, охвата им разных слоёв общества, на
меру их проникновения в литературный язык и закрепления в нём.
Ответственность журналиста в
выработке общественного языкового вкуса преувеличить невозможно. Она требует от
журналиста высокой культуры во всём.
Речевая культура не может существовать отдельно от личностной культуры – точно
так же, как не может быть, например, культуры поведения в общественном
транспорте отдельно от культуры отношения человека к другому человеку и чувства
толерантности. Речевую культуру
определяет не одно лишь следование строгой литературной норме. Ею руководит и
общее филологическое образование, и общий вкус языковой личности, не в
последнюю очередь – понимание и ощущение красоты и гармонии, меры и пропорции,
поэтического и прозаического, комического и трагического. Во всём этом – залог
удачи журналиста, удачи воплощения его замысла в языке. Он должен быть
властелином всех богатств царства слова, ощущать – на основе знания, но уже на
уровне интуиции – выразительные и эстетические возможности всех пластов литературного языка. Как ни странно, журналистские
пристрастия влияют даже на формирование орфографических и пунктуационных
правил!
Названное в какой-то степени может
определять модель журналиста. И она
прежде всего предполагает виртуозность в использовании всех языковых богатств,
любовь к слову, восхищение и любование им, отношение к нему как к чуду. В
академическом Словаре современного русского литературного языка представлено
приблизительно 129 тысяч слов. То, что в реальном общественном употреблении
находится лишь их небольшая часть, закономерно и неудивительно: языковые
богатства накапливаются исторически, и доступ к ним открыт посвящённым. Но ведь
журналист – профессионал слова.
Примером постижения возможностей
языка может послужить один случай приставочного словообразования. В русском
языке издавна существует соотносительность приставок с- и со-. У нас есть пара
скрытый, скрытный, есть глагол совершать.
Журналист пишет: « – Не ввести платный трафик было невозможно хотя бы потому,
что любое бесплатное соединение запрещено законом, это трактуется как скрытие доходов». (Изв. 11.12.02).
Почему выбрана эта приставка – понятно: это отглагольное существительное. Но
есть ли такое слово? Видимо, есть как профессиональный термин, и 17-томный словарь
его даёт (без указания на сферу употребления), а сокрытие считает словом устаревшим, употребляющимся преимущественно
в официальной речи. То есть обратно приведённому в примере употреблению. У
Ожегова же есть сокрытие, а скрытие отсутствует. Между тем читаем у
Блока: «Простим угрюмство. Разве это / Сокрытый
двигатель его? / Он весь – дитя добра и света, / Он весь – свободы торжество».
И это в 1914 году, всего за 88 лет до нас, что по историческим меркам совсем
немного. И здесь же угрюмство с
суффиксом, который для нас в этом слове невозможен, должен быть – -ость. Обратимся к Пастернаку: «Во всём мне
хочется дойти / До самой сути. / В работе, в поисках пути, / В сердечной смуте.
/.../ Всё время схватывая нить / Судеб, событий, / Жить, думать, чувствовать,
любить, / Свершать открытья». Написано
всего за 40 с небольшим лет до нас. Ударение судеб, ср. и у Пушкина: И всюду страсти роковые, / И от судеб защиты нет.
Что делать журналисту со всем этим
знанием? По крайней мере иметь его, чтобы делать сознательный выбор. И чтобы от
незнания не возник комический эффект, помимо его воли. Хотя приведённый пример
– из интервью, но ведь публикует-то его журналист. А у поэтов – только ли
требование размера? Назовём здесь хотя бы пресловутые как бы, достаточно, неверное
управление с о том что, заполонившие
устную речь и уже вплотную подобравшиеся к письменной.
Другой пример – на этот раз явно
положительный. Великолепно пишущий молодой Дмитрий Соколов-Митрич, невзирая на
все стенания о засилье жаргонизмов в газете, в очерке из Урюпинска (Изв.
11.12.02 – тот же номер газеты) обильно уснащает ими и свою речь, и речь
персонажа. Здесь и забили стрелку, и крепко попал, и оттягиваются по полной программе (пенсионеры!), и что-то супер, и шмаляет по ходу человек сто, и было
где оттянуться. А кроме того – модные шокировать,
шокировал (в близком соседстве), позиционировали себя. Но он – мастер. Всё
к месту – и в речи персонажа, и в авторской. Он в русле современного вкуса, и
всё в меру, всё уместно. Он не подделывается, каждое слово у него выполняет
свою изобразительно-характерологическую функцию.
Вернёмся к нашему вопросу. Так что
же журналист способен сделать с языком, как может повлиять на него? Журналист
может:
1. Отражать, фиксировать живое явление,
пользоваться им в своём тексте и этим способствовать кодификации живого явления, вводя его в литературный язык и его
норму.
2. Повинуясь языковой моде и
языковому вкусу времени, подражая реально существующему употреблению языкового
средства и друг другу, соревнуясь – кто больше введёт таких средств на газетную
полосу, журналисты распространяют
явление и этим ускоряют его вхождение
в общий язык, даже если это «отрицательный материал».
3. Последовательно не обращаясь к
языковому богатству во всём его объёме и не зная его, журналист может замедлить употребление языкового
средства и этим способствовать его выходу из литературного обихода, в
результате чего оно может и полностью исчезнуть.
Лишь немногие из журналистов могут играть на исторически сложившихся соотношениях
(приблизительно такую же мысль высказал Дмитрий Сергеевич Лихачёв в нашем
журнале. См. № 2). Радует пример из «Известий» (5.1.01), где в одном
предложении журналист прибегает к словам своеобразный,
самобытность, своеобычность. И всё же ряд этих сложений гораздо шире: самоотверженность, самоотречение, самоистязание,
самоограничение, самонадеянность, самозванство,
самопожертвование, самосохранение, самосозерцание, самоуспокоение,
самодовольство, самохвальство, самодурство,
самодостаточность, самоценность, самосовершенство, самостоятельность,
самоуверенность, самовластие, самодержавие
(это термин), самобытность, саморазрушение, самовлюблённость, самолюбие
(и себялюбие), самодеятельность (обрело новую жизнь), самостоятельность, самовоспроизводство,
самозабвенность (ряд отнюдь не
исчерпан). У многих из этих существительных есть соответствующие
прилагательные.
Подобных рядов к нам из прошлого
пришло в изобилии. Назовём ряды с благо-
(о них писала в журнале Светлана Владиславовна Светана. См. № 2); любо-, легко-, лице-, мило-, добро-, едино-, здраво-, много-, слабо-, ино-, инако-, чуже-. Не будет
преувеличением сказать, что немало подобных слов рискуют исчезнуть от неупотребления.
Журналистам гораздо проще жонглировать жаргонизмами и варваризмами, впаривать их, тем самым создавая новый бренд (его пишут и брэнд) (см. п. 2).
4. Наконец журналист способен
изменить само явление, вставляя слово в несвойственный ему контекст и этим
преобразуя его семантику. Так, например, случилось с чрезвычайно модным и потому
забивающим весь ряд своих синонимов словом шокировать.
Оно пришло к нам скорее всего в XIX веке и имело своим чётким значением
«смутить неприличным поведением» (во французском у него есть дополнительная
сема «оскорблять»). Иногда в наших газетах оно и поныне употребляется приблизительно
в этом смысле (ср.: Правительственный Институт национальной памяти Польши
обнародовал доклад, в котором содержатся шокирующие
для жителей страны сведения – Изв. 4.11.02 – о том, что в еврейских погромах
участвовали не только немцы, но и поляки). Соответствующее ему шок изначально отклонялось от него по
значению и в языке-источнике, и у нас, и смысл его был «болезненное состояние оцепенения»
и даже «апоплексический удар». В таком значении оно употреблялось в газетах во
время трагедии захвата заложников в ДК на спектакле «Норд-Ост» – Изв. 26.10.02:
«А сразу после захвата ДК в прямом эфире первого канала продюсер мюзикла
«Норд-Ост» Александр Цекало (возможно, пребывая в состоянии шока, а возможно, просто не подумав о последствиях), описал
схему здания»; Изв. 31.10.02: «В неполноте информации виноват фактор
неожиданности. Не только наши власти, и мы, и весь мир были в шоке от случившегося».
Чрезмерное, чрезвычайно широкое употребление
этих слов в СМИ при пренебрежении имевшимися в языке для выражения нужного значения
другими словами привело к неминуемому и неизбежному результату: их значение
сместилось, неопределённо расширилось, стало нечётким. «Неприличное поведение»
быстро отпало, вместо «смутить» появилось «привести в замешательство», далее
«неприятно удивить, поразить», затем отпало и «неприятно» и заменилось семой «сильно».
Отрицательной оценки не стало, даже появилась положительно. Это в глаголе. А в
существительном ушло медицинское значение и усилилось состояние оцепенения.
Потом и оцепенения не стало, и стали возможными фразы вроде: Его доставили до «Рэдисон-Славянская» за 16
минут. Он просто был в восторге и
шоке (РР, вед). Вот телереклама автомобиля БМВ: Вы ещё успеете выключить телевизор.
Это зрелище может вас шокировать.
Интересно, что изменения значения
в сторону их расширения и смещения охватывают всю группу модных слов. Перечислю
их суммарно: уникальный, оптимальный, симпатичный, проблемный, проблематичный, лицезреть, сенсация, эксклюзивный, пафосный, знаковый, культовый, сенсационный, престижный,
элитный, актуальный, статусный.
Сейчас к ним прибавилось позиционироваться,
агрессивный, серьёзный. Смещение в значении у них протекает по некоторым типам,
в целом близким к обозначенному для слов шок,
шокировать. Надо заметить, что обновлять
подобные слова журналисты вынуждены, потому что от долгого и частого
употребления заложенная в них экспрессия стирается, а без неё в газетном тексте
не обойтись.
Не так давно появились у нас еврокуры, евробонды, евроконцерты, евроистребитель, европрестиж, евротур, евровокзал, евроспецодежда, евробутылки
и другое в этом роде. Но быстро стали надоедать, чему свидетельством евробюрократы в «Известиях» (09.11.02), употреблённые
в заголовке отнюдь не с восхищением качеством, а с явной иронией. Но свято
место пусто не бывает. В самое последнее время стремительно распространились тоже
иронические гимночистка, спецгосударство, спецбюрократия, спецполитхолуи,
худдостоинства, пока ещё как
авторские находки. А само стремление к таким сокращениям, уже без иронии,
ширится и растёт: юрлицо, физлицо, физматшкола, физматлицей,
Совфед, Совбез.
Всё это быстро распространяется и
подхватывается обществом весьма охотно: кем-то с усмешкой, а кем-то и серьёзно
– видимо, из соображений «престижности». С лёгкой руки журналистов.
А новые варваризмы! Некоторые
разделы газет сплошь пестрят ими. Нас осаждают и требуют участия и понимания
(да разве все читатели обязаны и могут их понимать?): саунд-продюсер, тренд, бренд (брэнд), кёрлинг, боулинг, картинг (не говоря уже о рейтинге),
инсайт, на грани фола, миллион
холденов колфилдов, алертностъ, аппер-мидл-класс, артефакт, маргиналитет,
президент заветировал закон, экзоты, драйв, кайф, трэш, трейдеры, снорклинг, фронтмены, спамы, картируют пятна –
несть им числа. Про девелоперов и риэлторов уж не говорю. Шопинг – празднинг зазывает реклама с неподражаемым юмором. А заседание сквотов – это что такое? Журналисты,
галопом скачущие по таким словечкам и преподносящие их читающей публике в
качестве десерта, явно эксплуатируют тот факт, что заимствования, в разные
эпохи массами двигавшиеся в наш язык, на удивление легко им осваивались и
усваивались и в итоге его обогащали. Но они не принимают во внимание, что
усваивались те иноязычные заимствования, которые были функционально нагружены (они или становились терминами, или
получали необходимое значение и осваивались). О них упоминал Дмитрий Сергеевич
Лихачёв. Журналисты, злоупотребляющие ненужными, необязательными, непонятными
варваризмами, нарушают главную функцию газетного текста – информативную.
Неужели они полагают, что и такие войдут в язык? Вряд ли...
Желанная свобода слова, понимаемая
как свобода мысли, оборачивается полной свободой самого слова, не регулируемой
чувством меры и вкуса автора текста. Не хватает ответственности. Не хватает
меры и вкуса.
Общество не осталось равнодушным к
этой всепожирающей тенденции. Так, «Известия» (09.12.02) поместили едкое и
остроумное письмо-пародию Юрия Евгеньевича Седельникова из Казани под названием
«Фильтруйте юсадж». Полное боли за судьбу русского языка, письмо заканчивается
обращением к журналистам: «Вы пишете для детей, нэйтивный язык которых –
рашенский. Постарайтесь, по поссибильности, избегать косаджа (это слово я не
поняла!) американских вордов в русской транскрипции. Беливте мне, от этого вы
только выиграете».
Я привела примеры из газетных
текстов. Устная журналистика на радио и телевидении имеет свои особенности. Это
касается, конечно, не прямого прочтения (то есть устного воспроизведения)
письменного текста. При таком воспроизведении ни структурные, ни лексические
характеристики письменного текста не меняются, и собственно устными оказываются
лишь фонетические приметы речи того или иного журналиста, которые вполне индивидуальны
и зависят от произносительных навыков, полученных и усвоенных им в детстве из окружающей
среды. Они оказываются очень прочными и плохо поддаются самокоррекции уже взрослого
человека. Наблюдая за ними, обычно можно увидеть следы региональной фонетики,
не совпадающей с литературными произносительными нормами, в основу которых
легла речь московского региона. Так сложилось исторически. Эти следы не могут
пройти незаметно для нормы литературной и не оказать на неё воздействия:
видимо, она станет менее строгой, ведь радио и телевидение общенациональны и
общенародны, как и норма.
Другое дело – сама продукция устной
речи. В комментарии события, репортаже, обозрении, интервью журналисту и легче,
и лучше для дела опираться не на сформулированный письменный текст, а лишь на
ключевые моменты его содержания. Так обычно и бывает. Это лучше потому, что
речь становится естественной и соответствующей свободной устной литературной
речи. Если у журналиста в эфире есть собеседник – не профессионал речевого
мастерства, а просто интересный своими мыслями, знаниями, соображениями человек,
то этот собеседник обычно без затруднений продуцирует устную речь. Журналист
лишь должен помочь в создании непринуждённой атмосферы взаимного понимания. Для
такого взаимодействия годится только свободно льющаяся устная речь, которую не
должны менять условия студии.
Лингвистические особенности речи
очень важны для понимания характера её нормативности. Она должна быть
нормативной – эфир обязывает. Вот тут-то и возникает кардинальное противоречие:
ведь кодифицированная, узаконенная литературная норма в области грамматики и
лексики основана на письменном тексте. Для его формирования и формулирования
есть время и возможность исправления. А в условиях свободного продуцирования ни
времени, ни возможности для этого нет. Слово не воробей, вылетит – не поймаешь.
Поэтому вопрос о литературных нормах устной речи сложнее.
Те явления, устройство которых
одинаково и в письменной, и в устной речи, принадлежат кодифицированной норме. И в том и в другом виде речи с равным
успехом и на законных основаниях может быть употреблена, например, фраза: – Я сегодня устал. Её можно продолжить: За окном хмуро. Что-то мне нездоровится. Пойду
погуляю. И хотя здесь речь от первого лица, видимо, более характерная для
устной формы, её без преобразований можно включить и в письменный художественный
текст. Но есть и такие явления, организация которых различается в зависимости
от формы – письменной или устной.
В письменной речи представлена
кодифицированная норма, она обязательна и обеспечивает понимание, восприятие и
воздействие письменного текста на ум и чувства читателя, потому что благодаря
ей текст приобретает законченную и совершенную форму и не вызывает отторжения.
А что в устной? Этот пласт литературной речи должен, с одной стороны,
подчиняться общим правилам литературного языка. Но это далеко не всегда просто
и исполнимо из-за принципиально иного способа формирования речевого потока в
устной форме сравнительно с письменной: при устной форме он осуществляется
вместе с течением времени, при письменной непосредственно от него не зависит. Это
противоречие, как обычно и бывает в языке, решается силами и возможностями его
самоорганизации. В устной речи, кроме нормы кодифицированной, действуют ещё два
типа норм (литературных!): устно-литературная
и устно-разговорная.
Они складываются как норма потому,
что отвечают некоторым типическим и также обязательным характеристикам устной
речи. Устно-литературная норма складывается на основе сегментации, то есть
членения паузами потока речи на отрезки самого разного структурного устройства.
Они не совпадают (но могут и совпадать) с компонентами структуры предложения:
членами предложения, словосочетаниями, частями сложного предложения и подобным.
Паузы-остановки возможны в любом месте и определяются удобством произнесения и
ходом мыслительной деятельности в момент речи. Характерный пример из интервью в
программе «Время» (ОРТ): Я бы хотел здесь
рассказать один вопрос / осветить
/ остановиться на одном вопросе.
Паузация, позволяющая останавливаться чуть ли не в любом месте речевого потока,
даёт возможность поиска слова, обдумывания продолжения, уточнения сказанного,
пояснения. В приведённом примере она представляет устно-литературную норму организации речевого потока, в котором
далеко не всегда удаётся «поставить точку» в правильном с письменной точки зрения
месте. Как показывает пример, здесь открываются широкие возможности для
появления «лишнего» глагола или даже целой их серии, а это – основа возникновения
не предусмотренной структурой предложения дополнительной предикации, которая в
соответствии с этим типом нормы даёт начало новым языковым (речевым) формам
организации. Однако в этом примере есть и случай прямой ошибки: это невозможное
ни в каком типе речи сочетание рассказать
вопрос.
Подобные отступления от любого
типа нормы не встречаются, пожалуй, лишь в высококультурной речи опытного
оратора. В идеале они недопустимы. Они царапают слух, снижают образ говорящего
в глазах собеседника, их, конечно, следует избегать и строже относиться к себе.
Но они могут пройти и незамеченными. Ведь собеседники увлечены содержанием.
Чтобы избежать ошибки, порой излишне строго относящийся к своей речи говорящий,
боясь попасть в ловушку неграмотности, бросается в другую крайность: заставляет
себя говорить «по-письменному», в соответствии с кодифицированной нормой, не
обращаясь к норме устно-литературной. Получается речь неэмоциональная и
неэкспрессивная, лишённая живости, человек «говорит как пишет», а функция
воздействия ослаблена. Лучше всего профессионалу выбирать для себя такой устный
слог, который мог бы представлять золотую середину: живая сегментированная речь
без отступлений от кодифицированной нормы.
Устно-литературная норма свойственна
любому типу литературной речи в устной форме. Однако в устно-литературной речи,
речи преимущественно бытовой, формируется собственный, более узкий, тип
устно-литературной нормы – устно-разговорная
норма. Речевые привычки говорящего и стремление к непринуждённости определяют
возможность появления нормы этого типа в радио- и телевизионной речи. Количественно
таких случаев здесь меньше, чем в обычной повседневной речи, но они есть и не
должны считаться неправильностями. Часто здесь употребляются частицы-актуализаторы
вроде вот, вот это, вот этот вот,
очень удобные для дубляжа местоимения существительными и наоборот: Понимаете, вот эти вот вопросы у нас они находятся в ведении...; и меня щас
волнует / вот те миллионы
малообеспеченных людей / особенно это видно на Васильевском острове / вот как они будут жить?; Работают многочисленные
комиссии. И если бы от них был прок от этих комиссий.
Замеченная при иллюстрировании
устно-литературной нормы повышенная глагольность становится базой для
организации в устно-литературной норме устойчивых структур такого, например,
типа: Свежий товар вывозят прямо с фабрики
дают; Когда я работаю или в крытом
стадионе на проспекте Мира или в Лужниках пою; Пришли где-то к четырём утра добрались. Они характеризуются чёткостью
и повторяемостью акцентов, расположения членов, обязательностью двойных
глаголов. Их устно-разговорная специфика проявляется главным образом в синтаксисе,
слабо затрагивая морфологию [2].
Здесь особенно ярко проявляются
живые процессы в русском языке.
Таким образом, специфика устного
мастерства журналиста состоит не просто в строгой кодифицированности,
нормативности речи, но в умелом маневрировании сочетаниями всех трёх типов
норм: кодифицированных, устно-литературных и устно-разговорных. Неправильностей
в глагольном управлении, пристрастия к модным словечкам и оборотам, порой
бессмысленным (например, тем же как бы
и достаточно), путаницы слов и вообще
ошибок разного рода надо стремиться избегать. Они портят речь, снижают её
культуру.
Есть и ещё один тип литературной
нормы – книжно-письменный. Ему
следует появляться в устной журналистской речи только в профессионально точных
формулировках и при чтении письменного текста. Сравним с газетой: там
книжно-письменная норма уместна в строгих жанрах и в официальных текстах.
Получается некоторая система из
четырёх типов нормы, где резко противопоставлены друг другу норма
книжно-письменная и норма устно-разговорная. Именно в их употреблении
журналисту следует избегать крайностей чрезмерного увлечения той или иной из
них. Обычная же общелитературная кодифицированная норма и норма устно-
литературная ложатся в основу журналистской устной речи.
Ясно, как много неудач разного
рода может подстерегать журналиста, имеющего дело с устной речью. Приходится
без устали над ней работать, контролировать процесс говорения. Хотя это и
противоречит автоматизму порождения естественной речи, такой контроль для
говорящего публично необходим.
Язык – живой всегда, каждую минуту
своего присутствия в постоянно меняющемся обществе. Обеспечивая все стороны жизни
общества, он сам тоже постоянно меняется. Эти изменения, даже если они
обусловлены социальными причинами, всегда регулируются внутренними механизмами самоорганизации
языковой системы. Однако упорядочивающая его литературная норма обладает свойством
устойчивости и консерватизма. Благодаря этому языковая преемственность
поколений становится реальностью. Обращаясь к новым живым языковым средствам,
журналист не может пренебрегать нормой. Велика сила печатного и сказанного
слова.
***
Без специального комментария,
пользуясь в группировке лишь абзацами, представим разные случаи и типы
нормативности, ненормативности и несовершенства устного текста из реальной
практики устных СМИ. Предлагаем читателю, ориентируясь на предложенный выше
анализ, самому определить характер и причины допустимости и желательности или
недопустимости и нежелательности того или иного способа выражения. Приводимые
примеры из передач – это не отдельные оговорки или просчёты (их фиксировать
неинтересно), но типовые случаи.
Я сделаю всё усилия приложу (РТР. «Театр
+ ТВ». Константин Райкин); Они говорят типа всё нормально всё хорошо (ОРТ.
Интервью); В Москве был концерт / где-то были выступали районные артисты (РТР. «Театр
+ ТВ». Артист Адабашьян).
Подлинность обнаруженных у уничтоженных
боевиков документов не вызывает сомнений (НТВ. «Сегодня». Ведущий Кирилл Поздняков);
Мне кажется основным рычагом улучшения подготовки врача это есть повышение
квалификации (Новый ректор мединститута).
Дело дошло до применения спецсредств
/ это применение палок резиновых / а также спецсредства это «Черёмуха»
(Актуальное интервью замминистра); Часы для посещения родственников для посещения
больных (ОРТ. «Новости». Корреспондент Ольга Алексеева).
Иск на сумму от четырёхсот пятидесяти
долларов до полтора миллиона долларов (ТВС. «Новости». Адвокат); Россия щас
находится на сложном переходном периоде («Радио России». Владимир Владимирович
Путин отвечает на вопросы населения); О живучести российского хоккея было с
блеском доказано (ТВ-6. «Сейчас». Ведущий); Согласно административного кодекса
(ТВ-6. «Дорожный патруль». Сотрудник милиции); Мы обязательно проведём ещё более
уникальную операцию («Сегодня». Интервью военного); Говорить позицию (НТВ. «Свобода
слова». Сергей Кириенко); Многие знают его но говорить о нём не предпочитают (ТВС.
«Новости». Корреспондент Вячеслав Гузь); Несколько дней назад Грамматиков госпитализирован
(«Эхо Москвы». Новости. Ведущий Журавлёв); В любом случае, что бы ни случилось
(ТВС. «Новости». Корреспондент Вячеслав Гузь); А тем же, кто постоянно
служит... (ТВС. «Новости». Корреспондент); Принимаются меры более жёсткие. Это
касается и на территории Грозного, и на территории других городов (ТВС. «Новости».
Корреспондент Вячеслав Гузь); Конечно, мы не могли предполагать о том, что
сейчас готовится в Москве (ТВС. «Новости». Сергей Ястржембский открывает
конференцию); Пока что ничего более лучшего не придумано (ТВС. «Новости». Репортаж,
интервью политика); Встреча прошла в одном из самых красивейших мест Петербурга
(ОРТ. «Время». Ведущий); Вот эти три приоритета являются самыми главными (Григорий
Явлинский).
В Верхоянске будет ещё прохладнее:
45-47 градусов («Радио России». Новости. Ведущий Александр Хабургаев); Раздался
слух, что приехал Ефремов (Михаил Ульянов на юбилейном вечере); Позиция
президента окажет такое умиротворяющее влияние на поведение сторон (ТВС.
«Новости». Александр Усс); Но при этом каких-либо попыток помочь бедным не
испытывал (ТВС. Д/ф «Криминальная Россия». Женщина-следователь); Я пока не могу
вам рассказать информацию, которую сообщил московский градоначальник («Вести».
Корреспондент); Сказали самую последнюю информацию (НТВ. «Сегодня».
Корреспондент Алексей Ивлиев); Они очень надёжно это скрывают (НТВ. «Свобода
слова». Корреспондент Сергей Дедух о том, что захват заложников был задуман не
в России); Насколько всё это соответствует действительности, можно только
предполагать (ТВС. «Новости». Корреспондент); Новости о других темах дня (ТВС.
«Новости». Ведущий Михаил Осокин); Некоторые даже называют, что они совершили
героический поступок (ТВС. «Новости». Корреспондент); Производство которых в
России играет особое значение (Россия. «Вести». Корреспондент Дмитрий Гаев).
Там же, конечно, какой-то отбор,
наверно, будет (ТВС. «Новости». Женщина на площади); Мне показался очень
показательным выпуск сегодняшних новостей («Эхо Москвы». Режиссер Даниил
Дондурей); Однако порой художники-кукольники с неохотой отдают кукол в руки
актёров, потому что не все они порой могут полностью использовать возможности
кукол (Россия. «Вести – Москва». Корреспондент); Я думаю, что тогда никто не
думал, что /.../ (ТВС. «Новости»); Украшено украшениями; пара акробатов должна
была поехать в зарубежную поездку (Геннадий Хазанов); «Шарикоподшипник»
переживает в настоящее время очень сложное время реструктуризации (Россия.
«Вести». Интервью); Президент потребовал от Грузии исполнения требований России
(ТВС. «Итоги». Корреспондент Алим Юсупов); Предварительно помещались в
помещения (ТВС. «Новости». Корреспондент); Каждый из танцоров надеется, что его
надежды сбудутся (Ren TV. Ведущий).
Террористы настроены достаточно
серьёзно (НТВ. «Сегодня». Корреспондент Алексей Ивлиев); Это было достаточно
страшное оружие (ТВС. «Тайны финской войны». Собеседник ведущего); Прошло
достаточно большое количество независимых депутатов («Маяк 24». Комментатор);
Отношение моё к политикам стало достаточно отрицательным (ТВС. «Смотрите, кто
пришёл!». Родион Щедрин); Мы опираемся на всё, что было наработано
предшествующими президентами, и движемся вперёд достаточно быстро и интенсивно
(Владимир Владимирович Путин на пресс-конференции); Твёрдость и врождённая
порядочность делали обыски в доме Лихачёва достаточно частыми (Культура. «Неизвестный
Лихачёв». Ведущая); На многих магистралях Москвы возникают серьёзные заторы
(Россия. «Вести – Москва». Ведущая Анастасия Мельникова); В принципе мы как бы
предполагаем, что экологи находятся под пристальным вниманием спецслужб (ТВС. «Новости».
Интервью); С нашей как бы стороны (НТВ. «Свобода слова». Участник); Должен быть
визовый въезд для представителей как бы кавказской национальности (НТВ.
«Сегодня». Сергей Говорухин); Нам надо об этом как бы всем хорошо помнить (НТВ.
«Сегодня». Сергей Говорухин); Они ведут переговоры, чтобы подготовить штурм.
Что как бы и было сделано (ТВС. «Новости». Владислав Флярковский); Часто бывает
так, что отправление как бы не доходит до адресата (Россия. «Вести – Москва».
Интервью).
Зачем вы решили принести себя и
своих поклонников на алтарь служения новому политическому движению? (ТВС. «Смотрите,
кто пришёл!». Владимир Соловьёв Николаю Баскову); Будет принято решение по Ираку,
чтобы он безоговорочно покорился ООН (НТВ. «Сегодня». Ведущая Ольга Белова).
Снился мне умерший Гоголь
(Культура. «Ленинградское дело». Ведущий); Сначала работали снайпера
(ТВС. «Итоги». Руководитель спецназа); Моё настроение начало меняться
(ТВС. «Новости». Михаил Задорнов); Поступает на склады (ТВ-6. «Сейчас».
Интервью военного); Вся информация была взята из открытой печати (ТВС.
«Новости». Корреспондент Алексей Кундулуков); Сейчас мы включим
компьютер для подсчёта ваших голосов (ТВС. «Итоги». Ведущий Евгений Киселёв).
Примечания
от редакции.
[1] Алексей Михайлович Лаптев
(1905-1965 годы) – художник-график, член-корреспондент Академии художеств СССР,
заслуженный деятель искусств РСФСР. Мало кто знает, что известный своими многочисленными
иллюстрациями к произведениям русской классики Алексей Михайлович Лаптев писал
лирические и детские стихи, редко публиковавшиеся.
[2] См.: «Живая русская речь с
телеэкрана». М., 2001.