– Я был в поганой форме, – начал Маккэнн. – Неурядицы с женой, отец умер от инфаркта, меня начал мучить жуткий кашель. Как-то в мой кабинет зашёл Бобби Крэгер и энергично, как бы по-отцовски, поговорил со мной. Помнишь эти разговоры?

– Ещё бы! – Моррисон полтора года проработал у Крэгера и Бартона, а потом перешёл в агентство «Мортон». – «Или возьми себя в руки, или пошёл вон».

Маккэнн рассмеялся.

– Ты же знаешь. Доктор мне сказал: «У вас язва в начальной стадии, бросайте курить». С тем же успехом он мог сказать мне: «Бросайте дышать!».

 

Он положил на стойку визитную карточку:

 

КОРПОРАЦИЯ

«БРОСАЙТЕ КУРИТЬ»

Остановитесь! Ваше здоровье

улетучивается с дымом!

237 Ист, Сорок шестая улица.

Лечение по предварительной договорённости.

 

– Мы тут не занимаемся пропагандой, мистер Моррисон. Нас не интересует, почему вы хотите бросить курить. Мы люди деловые, никаких лекарств и препаратов не применяем. Не надо садиться на особую диету. А деньги заплатите, когда год не будете курить.

 

– Многие перспективные клиенты не приходят после первого разговора. Мне доставит большое удовольствие работать с вами. У вас есть сигареты?

– Да.

– Давайте их сюда.

Пожав плечами, Моррисон отдал Донатти пачку. В ней всё равно оставалось две или три сигареты.

Донатти положил пачку на стол и начал бить по ней кулаком. Удары громко отдавались в комнате. В конце концов стук прекратился. Донатти взял то, что осталось от пачки и выбросил в мусорную корзину.

 

– Объясните мне, что это за курс лечения? – спросил Моррисон.

– Одну минутку. Подойдите, пожалуйста, сюда. – Донатти встал и отодвинул зелёную занавеску, которую Моррисон заметил ещё накануне. За прямоугольным окошком – пустая комната. Правда, на полу кролик ел из миски хлебные шарики.

– Красивый кролик, – заметил Моррисон.

– Конечно. Понаблюдайте за ним.

Донатти нажал кнопку – кролик прекратил есть и запрыгал как сумасшедший. Когда он касался пола, казалось, его подбрасывало ещё выше, шерсть встала дыбом, глаза были дикими.

– Прекратите! Вы же убьёте его током!

Донатти отпустил кнопку.

– Ну что вы, это очень слабый заряд. Посмотрите на кролика. Если бить его током, когда он ест, животное быстро свяжет эти ощущения: еда – боль. Тряхнуть его током ещё несколько раз – кролик умрёт от голода перед миской с едой. 

 

– Я подробнее расскажу вам о курсе лечения, – сказал Донатти.

– Вы не понимаете, – возразил Моррисон с деланным спокойствием. – Мне не нужен ваш курс.

– Нет, мистер Моррисон, это вы не понимаете. У вас уже нет выбора. Я не обманул вас, когда сказал, что курс лечения уже начался. Мне казалось, вы всё поняли.

– Вы сумасшедший?

– Нет, я деловой человек. Курс лечения...

– Валяйте, – бросил Моррисон. – Только поймите: как только я отсюда выйду, я куплю пять пачек сигарет и выкурю их по дороге в полицию. – Он внезапно заметил, что грызёт ноготь большого пальца.

– Как вам будет угодно. Но мне кажется, вы передумаете, когда я вам всё объясню. В первый месяц наши люди будут следить за вами. Вы заметите некоторых, но не всех. За вами будут следить постоянно. Если они увидят, что вы закурили, то сообщат об этом.

– И меня привезут сюда, и посадят вместо кролика. – Моррисон пытался говорить с сарказмом, но неожиданно ощутил дикий страх.

– Нет, – ответил Доннати. – Вместо кролика посадят вашу жену.

Моррисон тупо посмотрел на него.

Донатти улыбнулся.

– А вы будете смотреть в окошко.

По словам Донатти, корпорацию «Бросайте курить» основал человек, изображённый на картине, который чрезвычайно успешно занимался традиционными делами своей «семьи» – игральными автоматами, подпольной лотереей, торговлей наркотиками. Морт Минелли по кличке Трёхпалый был заядлым курильщиком – выкуривал по три пачки в день. Листок бумаги, который он держит в руке на картине – окончательный диагноз врача: рак лёгких. Морт умер в 1970 году, передав все деньги «семьи» корпорации «Бросайте курить».

Курс лечения оказался до ужаса прост. Первое нарушение – и Синди привозят, как выразился Донатти, в «крольчатник». Второе нарушение – и там оказывается сам Моррисон. Третье – током бьют их обоих вместе. Четвёртое влечёт за собой более суровое наказание: в школу к Эльвину придёт человек...

– Представьте себе, – улыбаясь говорил Донатти, – как ужасно будет мальчику. Он не поймёт никаких объяснений. До него только дойдёт, что его больно бьют из-за того, что папа плохой. Поймите меня правильно: я уверен, этого не случится. К сорока процентам наших клиентов мы не применяем никаких дисциплинарных мер, и только десять процентов допускают три нарушения. Пятое нарушение – вас с женой в «крольчатник», вашего сына изобьют во второй раз, а жену в первый.

 

Существует десять градаций наказаний, объяснял Донатти. Шестая, седьмая и восьмая провинность – сила тока возрастает, а избиения становятся всё ужаснее. Когда Моррисон закурит в девятый раз, его сыну сломают обе руки.

– А в десятый раз? – пересохшими губами спросил Моррисон.

Донатти печально покачал головой.

– В этом случае мы сдаёмся. Вы войдёте в два процента клиентов, которых нам не удалось убедить. – Донатти открыл один из ящиков стола и достал «Кольт-45» с глушителем. – Но даже эти два процента никогда не закурят. Мы это гарантируем.

 

– Что с тобой? – спросила жена.

– Вроде ничего... я бросил курить.

– Когда? Пять минут назад? – засмеялась она.

– С трёх часов дня.

– Прекрасно. Почему ты решил бросить курить?

– Я должен думать о тебе... и об Элвине.

Её глаза расширились – Дик редко говорил о сыне.

– Я очень рада. Даже если ты снова закуришь, мы с Элвином благодарны тебе за заботу о нас.

– Я думаю, что больше курить не буду, – сказал он и вспомнил глаза Донатти, – затуманенные глаза убийцы. 

 

Постоянная слежка в течение первого месяца, сказал Донатти. В течение последующих двух месяцев за ним будут следить по восемнадцать часов в сутки. Четвёртый месяц (именно тогда большинство клиентов закуривают) снова двадцать четыре часа в сутки. Затем до конца года по двенадцать часов в сутки. Потом? До конца его жизни слежка будет возобновляться.

 

– Мы можем проверять вас через каждый месяц, – сказал Донатти. – Или через день. Или через два года организуем круглосуточную недельную слежку. Вы об этом знать не будете.

Моррисон проклял себя за то, что влез в эту историю, проклял Донатти, а самые страшные проклятия слал Джимми Маккэнну. Подлец, ведь всё знал! У Моррисона задрожали руки, так хотелось схватить за горло Джимми Маккэнна.

Моррисон взял сигарету. Что это за шорох в стенном шкафу? Конечно, показалось. А если в той комнате окажется Синди?

Он напряжённо прислушивался, всё тихо. Надо только подойти к стенному шкафу и распахнуть дверцу. Ему стало очень страшно при одной мысли, что может там оказаться.

 

... Моррисон приезжает к сыну, привозит ему в подарок большой мяч, который пищит, если на него нажать. Слюнявый восторженный поцелуй Элвина почему-то не так противен, как раньше. Крепко обнимая сына, он понимает то, что Донатти и компания поняли раньше: любовь сильнее тяги к курению.

... И вот Моррисон застревает в туннеле, в гигантской автомобильной пробке. Темно. Рёв клаксонов, вонь выхлопных газов, рычание неподвижных машин. Внезапно Моррисон открывает перчаточный ящик, видит пачку сигарет, достаёт одну и закуривает. Если что-то случится, Синди виновата сама, дерзко говорит он себе. Я же её просил выкинуть все сигареты.

Первая затяжка – он кашляет как заведённый. От второй начинают слезиться глаза. Третья – у него кружится голова, он готов потерять сознание; жуткая штука, думает он. И сразу без перехода: боже мой, что я делаю?

 

– Моя жена у вас?

– Да, разумеется, – снисходительно роняет Донатти.

– Послушайте, отпустите её, – сбивчиво бормочет Моррисон. – Это больше не повторится. Я затянулся всего три раза – это было ужасно, я не получил никакого удовольствия!

 

Моррисон напрягся и приготовился броситься на Донатти.

– Не вздумайте, – сказал тот обеспокоенно. – Если вы это сделаете, Костолом изобьёт вас рукояткой револьвера, а жену всё равно тряхнут током. Какая в этом выгода?

 

Зелёная занавеска отодвинута – за окошечком, ошеломлённо озираясь, сидит на полу Синди.

– Синди, – жалобным голосом позвал Моррисон. – Они...

– Она не видит и не слышит вас, – объяснил Донатти. – Это зеркальное стекло. Ладно, давайте побыстрее с этим закончим. Провинность небольшая – тридцать секунд будет достаточно. Костолом!

Одной рукой Костолом нажал кнопку, другой дуло револьвера упёр в спину Моррисона.

В его жизни это были самые долгие тридцать секунд.

 

– Вам придётся кое-что объяснить жене.

– Как я смогу смотреть ей в глаза? Что я ей скажу?

– Думаю, вас ожидает сюрприз.

В комнате, кроме дивана, ничего не было. На нём, беспомощно всхлипывая, лежала Синди.

– Дик, – прошептала она. Он обнял её. – В дом пришли двое мужчин. Они завязали мне глаза, и... и... это было ужасно. Но почему?

– Из-за меня. Я должен тебе кое-что рассказать, Синди...

Он закончил рассказ, помолчал и сказал:

– Я думаю, ты меня ненавидишь.

– Нет, Дик. Я не испытываю к ненависти. Благослови господь этих людей. Они освободили тебя.

– Ты серьёзно?

– Да, – сказала она и поцеловала его. – Поедем домой. Мне гораздо лучше. Не помню, когда мне было так хорошо. 

 

– Послушайте, я немного потолстел, но...

– Да-да. Это происходит с семьюдесятью тремя процентами наших клиентов. Пожалуйста, встаньте на весы.

Моррисон весил семьдесят девять килограммов.

– Сойдите с весов. Какой у вас рост, мистер Моррисон?

– Метр семьдесят девять сантиметров.

– Посмотрим. – Донатти достал из нагрудного кармана маленькую карточку, закатанную в прозрачную пластмассу. – Совсем неплохо. Ваш максимальный вес будет... (он посмотрел на карточку) восемьдесят три килограмма. Сегодня первое декабря, значит, первого числа каждого месяца жду вас на взвешивание. Не можете прийти – ничего страшного, если, конечно, заранее позвоните.

– Что случится, если я буду весить больше восьмидесяти трёх килограммов?

Донатти улыбнулся:

– Кто-то из наших людей придёт к вам в дом и отрежет вашей жене мизинец на правой руке.

 

– Сукины дети! – взрывается он. – Они включили в счёт электричество, которым...

– Заплати, – говорит жена и целует его.

 

Она красива, как бывают красивы обыкновенные женщины, когда они очень и очень счастливы.

Моррисон пожимает ей руку. У неё странное рукопожатие. Только в середине второго действия Моррисон понимает, почему у жены Маккэнна на правой руке нет мизинца.